Меч без рукояти - Страница 111

111

Передышку Хэсситай выиграл изрядную. Не только, впрочем, передышку. Если раньше и можно было опасаться, что королевский наблюдатель все же начнет размышлять, что Хэсситаю давеча понадобилось в городе, то теперь его подозрений можно было не страшиться. Если и выдастся у него досужая минута, то помышлять он станет не о том, чем Хэсситай занимался, а о том, как бы его изловить. Трое наиболее поклеванных и побитых стражников остались отлеживаться в «Бойцовом петухе» – но остальных теперь нипочем не заставишь бросить погоню.

Дорогу Хэсситай разузнавал, разумеется, только для вида. Он и сам прекрасно знал путь, ведущий к столице, и не стал мешкать, разыскивая в потемках тропу, уводящую в сторону тракта. Да и зачем ему тропа? Он повел Байхина прямиком по бездорожью. Байхин следовал за Хэсситаем, даже не пытаясь самостоятельно ориентироваться в темноте: он знал, что выйдет это у него не в пример хуже, чем у Ночной Тени, пусть и бывшей. Да и места кругом чужие, незнакомые. Проще довериться чутью Хэсситая. Байхин не сомневался, что мастер знает, куда идти, – ни тогда, когда высоченные лопухи фамильярно погладили его по лицу, ни когда под ногами неприятно зачавкало.

Темнота была недолгой. Вскоре из-за горизонта вывалилась большая луна, ярко-серебряная, с чуть заметной яблочной прозеленью. Байхин сложил губы трубочкой и шумно втянул влажный ночной воздух.

Поистине страшным могуществом обладает лунный свет. Что он творит, изменяя прихотливо черты привычной реальности! Словно новорожденный Бог, радуясь умению растопырить и сжать пальчики, сжимает тонкие пеленки своей еще неловкой ручкой. Точно так же – бессмысленно, радостно и властно – лунный свет сминает и растягивает землю и травы, пересотворяя лицо мира на свой лад. Как гласит старая воинская пословица, «не доверяй чужому оружию, первому льду и лунному свету». Уж если ночная вылазка оказывалась неизбежной, Байхин предпочитал совершить ее в темноте, нежели полагаться на обманчивую ясность лунных ночей даже и в знакомых краях, что уж тут говорить о чужой местности! Все вокруг залито потоками чистого сияния… каждую травинку, каждую росинку видно отчетливее, чем днем… вот только верить своим глазам лунной ночью не стоит. Луг в блистающей росе можно принять за озеро, а озерную гладь – за торную дорогу. Листва утрачивает дневную прозрачность, и куст притворяется тенью, а тень – кустом. И любое расстояние заведомо не то, каким кажется, – вот только ни рассудок, ни глазомер не помогут определить, сколько шагов осталось до одинокого серого валуна… если только это и в самом деле валун. И не только зрение – прочие чувства тоже обманут. Ночью и звуки, и запахи совсем другие, не те, что днем. Дневные запахи прогретой солнцем земли и листьев вместе с солнцем и засыпают. Лунная ночь пахнет совсем другой землей, напоенной влажной прохладой. Ночью раскрываются совсем другие цветы, и знакомые птицы кричат незнакомыми голосами.

Байхин только головой мотал, пытаясь избавиться от насмешливо-властного очарования лунного света. Хэсситай спокойно скользил сквозь сияние, осыпая его с травы, и за ним тянулась по лугу темная дорожка. Потом он резко свернул наискось в какие-то заросли, и Байхин побрел за ним, продираясь через кусты. Отчетливо пахнуло откуда-то справа драконьими язычками… быть того не может… Драконьи язычки – цветок садовый, дичком не растут… или все-таки растут? Может, поблизости – заглохший сад? Да, так и есть, вот и останки изгороди под ногами… а в бугорках, густо поросших травой, угадываются очертания грядок… не угодить бы ненароком в колодезь – наверняка ведь прячется где-то в лопухах… а вот, слава Богам, и тропинка… или нет? Нет, не тропинка – хорошая дорога, твердая, хоженая.

– Привал, – скомандовал Хэсситай, сходя с дороги в заросли кустов на обочине. – Это Большой Тракт. Можешь располагаться на отдых. Погоню мы опередили надолго. Они сюда хорошо если к рассвету доберутся.

Байхин последовал его совету и мигом растянулся на траве, предварительно стряхнув с нее остатки росы.

– Красиво-то как, – произнес он и неожиданно для себя зевнул.

– Можешь, конечно, полюбоваться, – язвительно произнес Хэсситай, – но я бы на твоем месте все-таки вздремнул. День у тебя выдался тяжелый, да и завтрашний тоже будет не из легких.

Байхин хотел было обиженно возразить, что он совсем-совсем не устал, что может пройти еще столько и еще полстолько, если понадобится, и нечего Хэсситаю равнять его с изнеженными воинами, которые и по канату-то пройти толком не умеют… Уже и рот раскрыл – но тут же снова зевнул и уснул раньше, чем успел закрыть рот.

Выспался Байхин преотлично и пробудился с первыми же лучами рассвета. Утро выдалось ясное, безоблачное. Зато при первом же взгляде на Хэсситая Байхину помстилось, что он знает, куда подевались облака и прочие всевозможные тучи: не иначе, Хэсситай всю ночь собирал их с небес, чтобы придать своей физиономии подобную мрачность.

– Что случилось? – спросил Байхин, тщетно пытаясь подавить неуместную зевоту.

– Дурака я свалял, – хмуро признался Хэсситай.

– Ты? – искренне удивился Байхин. – Нипочем не поверю.

– А зря, – поморщился Хэсситай. – Погоню мы, конечно, опередили, спору нет. Вот только теперь в ней добрых полсотни человек.

– Откуда? – снова изумился Байхин. – Тут что, через каждую сотню шагов содержится гарнизон, где можно пяток-другой стражников перехватить?

– Какой там гарнизон! – вздохнул Хэсситай. – В любой деревушке поднять людей среди ночи и в погоню отрядить – вот тебе и подкрепление. Хотя я и не понимаю, как им это удалось.

111